"Обзор записей DCD напоминает погружение в увлекательное странное чтиво под тем же названием, - указывает знаменитый обозреватель рок-музыки Мартин Эстон в своей статье в британском издании Catalog. - Это исступленная, эзотерическая, эклектичная, благозвучная и эйфорическая, одновременно элегантная и грустная, евангелическая, пробуждающая и возвышающая музыка. И что особенно важно - высшая степень во всех этих понятиях".
Ансамбль организован Брайеном Перри в австралийском городе Мельбурне в августе 1981 года вместе с Полом Эриксоном и Саймоном Монро. Позже в составе появилась Лайза Джеррард, обладающая незаурядными вокальными данными. Однако австралийская публика оказалась слишком консервативной, чтобы принять и оценить предложенную ансамблем музыку. Наткнувшись на полное безразличие толпы, средств массовой информации и звукозаписывающих компаний, музыканты решаются попытать счастья в Британии.
"Условия казались нам непереносимыми. Образ британской музыкальной сцены, который мы себе представляли, был заимствован из музыкальных изданий. Нас прельщало существование многих различных групп, то, что о них пишут, как фотографируют... Все это казалось настоящим театром и приводило нас в восторг. Но все, что мы там нашли, было полной противоположностью, Люди за кулисами были необычайно жесткими... Мы долго просто не могли поверить в эту изнанку коммерческой жизни. Австралийская сцена тоже страдала этими особенностями, но все же там доминировал энтузиазм, который значил больше, чем конечный продукт." (Б.Перри ).
Они осели в Ист-Лондоне и работали над репертуаром, саундом, имиджем и прочими вещами, соседствующими с роком. Записали демо - кассету, которую долго предлагали в небольшие фирмы, пока не попали на глаза шефу фирмы 4AD Иво Уоттс-Расселу. Подписали договор на альбом и отправились в концертное турне с уже опытными Cocteau Twins, причем вернувшихся в Австралию Монро и Эрискона сменили англичане Питер Ульрих, Скотт Роджер и Джеймс Пинкер.
Первая работа музыкантов - альбом (1) - несомненно, находилась в границах стилистики, присущей записавшей его фирме. Он не явился всплеском околдовывающего собрания неожиданностей, но со временем обещал захватывающее восхождение. "Как и Cocteau Twins, Dead Can Dance поначалу тоже были практически "нормальной" гитарной группой, и лишь позднее Лайза и Брендан начали отходить в сторону богатой и абстрактной музыки", - вспоминал Иво Уоттс-Рассел. Уже на этом альбоме выделялся холодный и эфирный вокал Лайзы, тогда как Перри больше напоминал Джима Моррисона. Сами музыканты не были вполне удовлетворены своим трудом. Лайза: "Студия, которую мы имели в своем распоряжении, была предназначена главным образом для групп, работавших с синтезаторами и сэмплерами, а мы играли на различных акустических инструментах. Записывали настоящие ударные , и это было как скверный сон. Ориентировались на "живое" звучание, но инструменты забивали один другого. Наконец все партии записали раздельно, что сказалось на атмосфере..."
"Сорокапятка" (2), на которой своим пением Лайза сообщает композициям ритуальную глубину, привела критиков в полное замешательство. Многие даже усмотрели в музыке группы излишнюю схожесть с Joy Division, но скоро выяснилось, что, вопреки еще теплившимся ощущениям от роковых корней саунда Dead Can Dance, симфонический размах и усиливающиеся, опоенные сакральной таинственностью партии вокала уже ставили группу вне общеизвестных рок-направлений. Странная, динамичная аура группы, более близкая к средневековым готическим хоралам, чем к современному року, приближала слушателя к сокровищницам различных музыкальных культур - от мрачно-гнетущих оркестровок атмосферы Joy Division и Doors до грациозности и монументальности загадочных эпических фантазмов барокко и симфонической музыки, рождая собственный оригинальный и неповторимый звуковой мир, ранее незнакомый слушателям рока, чарующий и гипнотический.
В это время Dead Can Dance работают уже как дуэт, нанимая по необходимости студийных музыкантов. Общий альбом It'll End in Tears подопечных 4AD, собранных под ярлыком This Mortal Coil, стал одним из шедевров роковой музыки 80-х годов. В него вошло две композиции группы - Waves Become Wings и Dreams Made Flesh.
Бодлеровский "Сплин и идеал" (3) меряют иными мерками. Уже из названий композиций (De Profundis, Advent) ясно, откуда дует ветер. Это настоящая мини - симфония из экзотических инструментов и таинственных вокализов Лайзы; смешанные, растянутые оркестровые импровизации при отказе от акустического звучания в пользу "большой" музыки. Иногда в музыке слышны этнические отголоски, которые чередуются с хоралом или псевдоромантическим инструментальным взаимодействием тимпанов с тромбонами. Он перенасыщен меланхолией и идеализмом, верой в благородную и очистительную роль сострадания, как говорилось в стихах Бодлера. "Одухотворенность - да, но никак не набожность. - поясняет Перри. - На нашем альбоме нет Бога, как нет никаких литургий и доктрин. Мы лишь хотели создать некую собственную антитезу на работу Faith группы Cure... Если вы знакомы с этой пластинкой, вы поймете, чего нам хотелось".
Пышный роскошный интерьер альбома и его светлая атмосфера создавали и усиливали жизнеутверждающий характер этого представления. "Самым важным элементом в нашем творчестве, - продолжает Перри, - является вера, которую я определяю как любовь к жизни..."
Однако эта работа является лишь увертюрой к появлению диска (4), поистине ставшего событием в музыкальном мире. Уже из обложки, изображавшей скульптуру ангела с закрытым лицом, стоящую у гробницы, следовало, что главным мотивом альбома опять будет смерть. Перри подтверждает: "Самая главная мысль, которая преследовала меня во время записи этого альбома, была о смерти. Пока вам не приходилось провожать в последний путь никого из близких, вы не можете относиться к жизни, как к преходящему существованию. Только потом, когда начнете раскладывать, чему посвятить отпущенные вам природой годы, что делать... Вот так смерть является катализатором решения, как человеку провести оставшуюся жизнь".
На этой пластинке Лайза и Брендан приоткрыли мир реальный и образы сновидений, дышащие тайной в тишине григорианских хоралов и минимализма. Тему смерти, гнетущую атмосферу, дополненную четырьмя классически сработанными Перри мрачными оркестровками, музыканты преподнесли с присущими дуэту степенностью, грациозностью и монументальностью. Вторая часть альбома, напротив, таила в себе композиции, местами похожие на православные церковные песнопения и буддистские мантры, где альт и скрипка, виолончели и гобой создавали величественные нагромождения звука. Образы угрюмых средневековых монастырей и свирепых храмов ацтеков, медитативный характер самой музыки, неуловимый голос Джеррард, в восточной манере рассказывающей странные эпические фантазии, чудесные трели, пронизанные беспокойным иррационализмом, торжественная рассудительность и мятежный аскетизм баритона Перри в амбициозности, интеллектуальности и ширине размаха крыльев DCD резко выделили группу в среде прогрессивного рока, поставив этот альбом в гордом одиночестве, далеко от остальных произведений.
Этот альбом профессиональная критика приняла неоднозначно - одни обвиняли группу в шарлатанстве и поверхностном снобизме, другие обозначили его как выдающееся событие в музыкальной жизни. Но стало очевидным, что творения дуэта (равно как и ряда других музыкантов фирмы 4AD) нашли свой круг слушателей, который поймали желанный баланс между потребительским роком и авангардом.
В следующем году они снова приняли участие в записи компилятивного сборника фирмы Lonely Is an Eyescope, на котором увидели свет их старые версии композиций Frontier и The Protagonist.
Следующий диск (5) оказался несколько более жизнерадостным, оптимистичным и доступным настолько, что отдельные критики усмотрели уступку вкусам рокового обывателя. Багаж, собранный здесь, сочетал в себе ренессанс Европы, средневосточной и романской музыки, меньшее количество причудливых оркестровых витиеватостей и большее - голосовых очертаний, фильтруя посредством парного соединения более современное понимание музыкальных гибридов и их использование в слиянии с технологией и инструментарием.
Доказательством инструментальной пестроты звучания ансамбля являлось использование 58-струнного китайского инструмента янг'чина, звучание которого несколько напоминает ситар и на котором Лайза играет палочками, дополняя звуковые и ритмические структуры экзотическими оттенками.
После окончания успешного американского турне летом 1989 года дуэт записывает музыку к документальной картине о проблемах индийских резерваций севера Америки и совершенствует работу над звуковой дорожкой к мистико-приключенческому фильму Агустино Виларонга "Дитя Луны", одновременно ставшему кино - дебютом Лайзы, где она исполняет главную женскую роль рядом с известным актером Дэвидо Наваро Састом, голос которого по окончании съемок неожиданно появляется и на альбоме (5).
Со времени выхода дебютного альбома DCD критики отмечали, что саунд группы стал менее сверлящим и тяжелым, и напротив - более искренним. Возможно, причиной тому послужило не изменение стиля или счастливый случай, а сближение музыкального стиля дуэта с жизненным. В этом смысле альбом (7), украшенный на обложке фрагментом "Сада желаний" Иеронимуса Босха, явился очередным превосходным шагом группы - решенный в сакральной манере сюитой в 12 частях, а вместе с тем - новой возможностью соприкосновения с музыкой католического величия испанских кафедралов, старинными песнями и танцами, по традиции волнующими вокальными демонстрациями Лайзы и очаровывающими, рождаемыми в воображении инструментальными подкладками Перри. То, что давало крылья слушателям и выжимало слезу в 1987 году, вернулось в более камерной форме: вновь небесные пейзажи в универсальных этнических проявлениях, запертые наглухо в монастырских стенах; вновь знакомые слушателю спокойствие и тишина, бодлеровские "сплин и идеал" в используемых тональностях, "временами достигающие полной оркестровой эйфории в звуках, большинство из которых музыканты DCD находят за барьерами мира музыки в дышащей тишине Легенд, где традиционная каталонская Song of Sybil XVI века романтически соседствует с танцевальной мелодией XIV века Saltarello.
"Она схожа не столько с праздничными танцами юга Африки, сколько с погребальными песнопениями Дальнего Востока... Впрочем, основная путаница заключается не столько в музыке, сколько в строчках песен, перекликающихся с латынью, названия которых, кажется, хранят легенду. Все это помогло Dead Can Dance выстроить нечто, дающее пищу предсказателям будущего и позволяющее вести философские споры их слушателям".
"Можно существовать на роковой сцене, не имея ничего общего с роком, - утверждает критик Томаш Бекшинский. - Но требуется уметь предложить нечто, перед чем любые известные до сих пор приемы - ничто. Пока это не удавалось никому. Только "Мертвым, умеющим танцевать".
Загадка Dead Can Dance - в их способности этого сочетания абстрактного и эмоционального с рациональным и аналитическим. Их соприкосновение с сокровищницами различных музыкальных культур и направлений и создает их собственный неповторимый звуковой мир между роком и авангардом. Предсказательные и эмоциональные - таковы куски, которые производит этот дуэт, чтобы рассказать нам, как долго нужно всматриваться в мир, который окружает нас, который никогда не меняется совершенно - те же нравы и нормы будут омолаживаться для последующих поколений.
Загадка Dead Can Dance инспирирована под стилизованной маской работы неизвестного "примитивного" художника, смотрящей с обложки их дебютного альбома. "Мы выбрали ее просто потому, что люди, которые ее когда-то создали и носили, верили, что способны придать этому маленькому символу жизненную силу, оживить мертвую вечность... То, что мы совершаем своим искусством в этой жизни, является чем-то схожим."
Их можно было бы считать скорее группой "готического" рока, если бы не их собственное серьезное восприятие музыки. "Если вы думаете, что образ готики - это Mission и Ultravox образца 1981 года, подумайте еще раз. Сжатые, роскошные, перевернутые вверх дном пространства, отсутствие нонсенса в классическом величии и продолжение средневекового блеска в истинном преклонении перед Каталонией; наконец, отчетливое заимствование чувства Африки, дополненное экзотикой - все это хороший залог для будущего. Ибо Dead Can Dance пока не собираются ставить точку в своих путешествиях", - отмечал Эндрю Коллинз в New Musical Express в рецензии на сборник A Passage in Time, помимо широкоизвестных композиций включивший две новые пьесы.
Концертник (9) включил в себя их сценические коронки - Cantara, Yulunda (Spirit Dance) и Song of the Sybil, но более чем наполовину компакт заполнен новым материалом, большинство из которого сочинено и напето богатым тенором Перри - "Фрэнком Синатрой в монастырском хоре" (Audio).
Дискография:
Dead Can Dance
сборник:
сольные записи Лизы Джеррард: